Сквозь приоткрытый полог на оставшихся упал косой луч луны, отчего они сделались мертвенно-бледными.
«Отнять страх у человека так же легко, как и внушить его», — подумал Тенгери. Некоторое время спустя он тоже вышел из юрты. Вечер был холодный, и на траву уже пала роса. Кутаясь в меховые шубы, пастухи сидели у костров рядом с отарами. Впервые за долгие годы Тенгери спал этой ночью не в степи.
Из тени навстречу ему вышел человек в островерхой войлочной шапке и сказал:
— Не пугайся! Я знал, что ты будешь проходить здесь, и ждал тебя!
— A-а, это ты, кузнец!
— Да! Мне было совестно переспрашивать тебя там, в юрте. Не то они подумали бы, чего доброго, будто я тебе не доверяю. Ты правда рассказал хану, какой я усердный работник?
— Правда!
— Я-то подумал… человек ты молодой, почему бы тебе и не подшутить над стариком?
— Нет, все так и было.
— Ну, тогда хорошо!
Старик снова исчез, а Тенгери подумал: «Моя ложь ему не во вред, ничего, кроме спокойствия и счастья, она ему не принесет. Ему никогда не узнать, что я обманул его. Кузнецов в главном лагере прорва, не упомнит же хан каждого из них!»
Часах в десяти езды верхом от главного лагеря, на восточном берегу Онона, возвышается почти отвесная каменная стена. Здесь, у реки, крутая излучина, а дальше она спокойно катит свои воды по степи. Там, где она ближе всего к синему небу, у неприступных вершин кружат орлы, которые потом камнем падают вниз, в ущелья.
Чингисхану вспомнилась эта каменная стена, когда гонцы доложили ему, что на пути в главный лагерь находится важное посольство из империи Хин. Он велел плотникам сбивать длинные штурмовые лестницы и, когда ему доложили, что они готовы, распорядился день за днем посылать к реке новые тысячи воинов. Утром они уходили в ту сторону, поздним вечером возвращались.
Вскоре Тенгери, возвысившийся из простых пастухов в воина, тоже оказался у Онона. Он не радовался этому и не досадовал, ему просто было любопытно, как-то теперь повернется его жизнь.
Кое-кто поддразнивал его из-за дорогой лошади:
— Он такой же воин, как мы, а одна его лошадь стоит дороже всех наших девяти, вместе взятых.
Однако десятник по имени Бат, строго следивший за тем, чтобы в десятке никаких распрей не возникало, примирительно говорил:
— Он служил хану и получил от него награду, и служил настолько хорошо, что вознагражден был щедро. Кто вам мешает последовать его примеру? — Подойдя поближе к Тенгери, он озадаченно спросил его: — Да, между прочим, а зовут-то тебя как?
— Тенгери!
— Тенгери! — повторил Бат. — Что-то мне твое лицо знакомо. Погоди, сейчас старина Бат вспомнит! — пробормотал он. — А лошадь тебе действительно подарил сам хан?
— Ну, конечно, Бат!
— Ладно, ладно уж! Если лошадь тебе подарил сам хан, ты не тот, о ком я подумал, потому что ему лошади никто не подарил бы.
— У меня редкое имя, Бат!
— Почему я его и запомнил.
— Запомнил? И что же?
— Да нет, ничего. — И десятник посмотрел почему-то в сторону. — Мало ли что вспоминается ни с того ни с сего…
Западный берег реки порос сорняками. Здесь они спешились и перешли вброд широкую, но спокойную в этом месте реку, приставили к крутой каменной стене штурмовые лестницы и начали взбираться наверх. Перевалившись через стену, они оказались на овальном плато, покрытом щебенкой, и с воинственными криками бросились на приступ вершин, хотя никакого врага там не было, только вспугнутые орлы вылетали, распластав крылья и вытянув вперед головы, и кружили над воинами хана, а потом падали вниз и нападали на них и отлетали прочь, чтобы напасть на других. Стрелами снять этих птиц на лету было очень трудно, но больше всех доставалось тем, кого орлы атаковали на штурмовой лестнице. С криками падали они в реку, и воды Онона влекли их за собой, этих безглазых мертвецов. Все это было лишь игрой для хана, но мертвецы-то были мертвы по-настоящему, и орлы были настоящие, и река катила свои воды мимо каменной стены, как катила ее веками.
Бат смеялся. Десятник стоял по другую сторону вершины, приговаривая:
— Летающие китайцы! Ну и игру придумал хан!
— Китайцы? — переспросил Тенгери.
Бат встал на большой камень и сказал своим девяти воинам:
— Между империей монголов и империей Хин возвышается высокая стена, которую китайцы соорудили для своей защиты. Если дело дойдет до войны с ними, нам придется идти на приступ этой стены. Чтобы подготовить нас к этому, хан учит нас здесь, как это делается. Ну, а наших врагов здесь изображают летающие китайцы, то есть орлы. Поймите, в будущем только одно будет важно: биться с врагом на стене и за ней смогут те, кто преодолеет последнюю ступеньку лестницы!
Спрыгнув с камня, Бат приказал своим воинам вернуться на противоположный берег Онона. Когда они вместе с девяносто девятью другими десятками вернулись на исходную позицию, то под призывные звуки труб и грохот барабанов услышали приказ тысячника: снова идти на приступ! И опять они перешли Онон вброд, опять приставили штурмовые лестницы, снова дрались со злыми орлами и на сей раз достигли вершины куда скорее.
— Посмотрите вот на него! — воскликнул Бат, указывая на Тенгери. — Он самый молодой среди нас, в нашу десятку пришел последним, а на последней ступеньке оказался первым! Выходит, он самый быстрый и ловкий среди нас!
Тенгери, смущенный этой похвалой, ответил: