Чингисхан. Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - Страница 68

— Если я чего не нашел, это дано найти только богам! Можешь одеваться!

«Скользкий он, как рыба», — подумал Тенгери и, одевшись, вышел из юрты.

— Пойдем! — сказал ему другой слуга и повел к дворцовой юрте хана.

Поначалу все и впрямь выглядело так, как представлял себе Тенгери прошлой ночью: Чингис сидел перед своей юртой на шелковом мате, однако стражи в черном с волчьими глазами не окружали его, а держались несколько в стороне. Рядом была только его супруга Борта, которая как раз протянула ему обеими руками большую золотую чашу с кумысом. Он пил жадно, задыхаясь, и на лбу его блестели капельки пота. Когда он, откашлявшись, отставил чашу в сторону, то утер рукавом светло-голубого халата пену с бороды и губ и бросил взгляд на Тенгери:

— A-а, вот и тот, о ком я чуть не забыл! — Чингис протянул золотую чашу Борте.

— Вы посылали за мной, мой хан?

— И ты сразу же явился!

— А как же иначе, если мой хан призвал меня?

— Вот то-то! Тех, кого мне приходилось звать дважды, сегодня в живых нет. Лишь однажды я отступил от этого закона. И за то, что я сжалился над этим человеком, боги покарали меня, совратив впоследствии этого человека бежать из моего войска. А ведь он был моим лучшим другом: в юности, когда у меня всего-то и было что девять лошадей, шесть баранов да тоскующая мать, мы обменялись с ним кинжалами и поклялись, что каждый из нас убьет другого, если тот ему изменит.

— Вы говорите о моем отце, мой хан?

Чингис встал и подошел поближе к Тенгери.

— Тебя оставили в живых только потому, что по крови ты своему отцу сыном не приходишься. Этот человек подобрал тебя совсем маленьким после битвы в верховьях Онона, он нашел тебя среди раненых и убитых и отвез в свою юрту. Будь он тебе родным отцом, ты умер бы вместе с ним и женщиной, которую ты называл своей матерью, — таков закон, данный нам Вечным Синим Небом.

Хан прошептал несколько слов Борте, и она покинула их, скрывшись за пологом дворцовой юрты.

Из круга военачальников, сидевших в нескольких шагах от властителя и попивавших вино, к хану обратился Джучи:

— Отец мой, отчего вы вспомнили о человеке, от которого в степи осталось не больше черного пятна, которое давно уже смыли дожди?

Хан снова опустился на шелковый мат.

Тенгери открыл было рот, он хотел сказать что-то, но не знал, какие слова выбрать, чтобы не оскорбить слуг хана.

— Говори, — потребовал властитель, — я люблю откровенные речи. Лишь то, чего я не слышу и не вижу, может представлять для меня опасность.

— Мои названые отец и мать были добры ко мне, они вдоволь кормили меня, мой хан, — громко проговорил Тенгери.

Властитель вкрадчиво ответил:

— А разве желтый шакал не приносит пищи своим детенышам? Он охраняет их и заботится о них до тех пор, пока они не входят в силу и не готовы охотиться вместе с ним.

Тенгери возразил ему, почти не задумываясь:

— Но вскармливает ли желтый шакал и детенышей чужой крови, мой хан?

— О-о! — воскликнул Джучи. — Да он малый не промах, отец мой! Что толку говорить с ним о том куске грязи? Скажите ему лучше прямо, зачем послали за ним! — Он поднялся и подошел к Тенгери с полной чашей вина. — Выпей! Мне нравится, когда в ответ на свои умные слова отец слышит еще более умные!

По обычаю, Тенгери отдал низкий поклон и сказал:

— Я пью за вашу справедливость!

— Я позвал тебя, чтобы сказать вот о чем: несколько лет назад я приказал, чтобы за жеребцом белой масти, моей любимой лошадью, которую я отправил в табун, ходил ты. Я хотел получить ответ на важный для меня вопрос: что это за человек, который ел когда-то из рук предателя? Разве я не должен был опасаться, что с пищей, которую он принимал из рук предателя, он впитал и яд его мыслей? Теперь я знаю: ты стерег моего белого жеребца, как охранял бы меня, и, значит, ты остался мне верен. Тысячу ночей ты мерз вместе с ним и вместе с ним изнывал от жары, ты отваживал от него коварных волков, как мои воины меня от моих врагов. И когда прошлой ночью на нас набросилась свирепая буря и сбросила тебя вместе с другими на землю, ты, Тенгери, искал моего вырвавшегося из табуна скакуна до тех пор, пока не нашел и не поймал его. Значит, ты человек храбрый и выносливый.

Хан подозвал Джучи и велел наполнить вином еще одну чашу. «Он называет меня храбрым, — подумал Тенгери, — а ведь храбрость эта пришла от страха. Того самого, что заставил кузнеца быстрее колотить по раскаленному железу, а слепого ползти в пыли».

Джучи с широкой улыбкой протянул ему чашу. И вот еще что сказал ему властитель:

— Я ставлю во главе своих войск людей мудрых, храбрецов я делаю воинами, хитрецам доверяю стеречь свое добро, а люди недалекие становятся у меня пастухами. А ты, Тенгери, вел себя несколько лет как храбрец, ты уже не мальчик, а юноша, и я назначаю тебя одним из моих воинов. Станешь в десяток!

— Благодарю вас, мой хан!

Чингис сделал знак слуге, который кивнул другому, и тот подвел к ним высокую лошадь благородных кровей.

— Ты свободен! — сказал Джучи.

Тенгери, поколебавшись несколько мгновений, возбужденно проговорил:

— Это не моя лошадь, нет, не моя, тут какая-то ошибка!

— Это подарок хана! — объяснил ему Джучи. — Что, ты удивлен, да? Но разве ты не заслужил его за годы верной службы?

Тенгери оглянулся, но властитель уже удалился, и на то место, где он сидел на шелковом мате, упала тень.

— Когда я шел сюда, — сказал Тенгери, — мне встретился один слепец, который сидел, прислонившись к теплому камню. У него был вид мертвеца. Он рассказал мне, что потерял зрение после битвы у Килхо. Я думаю, по сравнению с его заслугами мои слишком ничтожны, чтобы я получил такую высокую награду. Наверное, это его стоило бы вознаградить хану!