Когда свет занимавшегося утра лег на лицо хана, Темучин впервые повернул голову в мою сторону, узнал меня и едва слышно проговорил:
— Подобно тому, как на небе есть только одно солнце и одна луна, на всей земле должен быть лишь один владыка, один хан!
Эта мысль устрашила меня, и чем больше я над ней размышлял, тем больше пугали меня ее возможные последствия. В длинной цепи его ночного бреда, показавшегося мне таким темным и путаным, это было последним звеном. И хотя сейчас он уже пришел в себя и не бредил, оно как бы озарило все остальное новым светом. Чтобы как можно осторожнее проверить мою догадку, я спросил:
— Ты этой ночью был очень далеко отсюда, Темучин. Ты говорил о вещах, мне незнакомых. Я знаю о них со слов иноземных купцов, которые меняли у нас свои товары, но я их никогда не видел. Я высосал смерть из твоих ран, но путаные, чужие сны я отнять у тебя не мог!
Он взглянул на меня с удивлением:
— Я не знаю, что именно вырвалось из моего сотрясаемого жаром и холодом тела, Кара-Чоно, но я всегда мечтаю о вещах мне неизвестных, потому что всегда мечтал узнать их. И еще: мне никогда не снятся вещи, которые меня окружают, а лишь те, которые когда-нибудь будут меня окружать. Разве не в этом смысл всех снов, Кара-Чоно?
Я счел за лучшее промолчать. Полог юрты был откинут, и открывавшаяся перед моим взором Долина Антилоп походила на огромный зеленый мат, где сгрудились бесчисленные пленные, окруженные стражниками, которые по очереди подсаживались к кострам. Опять слетелись пестрые птицы и порхали над кустами, а потом взлетали ввысь и распевали свои песни над долиной — сейчас, когда шум битвы улегся, они опять распелись.
— О Джамухе ты не спрашиваешь, Темучин?
— Из-за моих снов я совсем забыл о нем! Так что с ним?
— Ему удалось уйти от хана Тогрула.
Темучин усмехнулся:
— Удалось уйти! Чем больше становится моя империя, тем меньше делаются царства моих врагов! Настанет день, когда Джамухе некуда будет уйти.
— Выходит, ты не держишь зла на Тогрула?
Темучин покачал головой, взял меховое одеяло и укутался в него, будто его знобило.
— Разве мой названый отец не помогал мне всегда в час нужды и испытаний? — И с презрительной улыбкой добавил еще: — И разве Джамуха не его брат, Кара-Чоно?
Солнечные лучи упали в широкую долину, они заглядывали в ее низины и в складки между холмами. Воины гнали скот тайчиутов на водопой.
— А с Таргутаем что? — спросил хан.
— Его вместе с семьюдесятью другими вождями взял в плен Бохурчи, мой хан!
— Бохурчи, — кивнул хан. — Тысяча таких Бохурчи, и мои сны стали бы явью!
Меня разозлило, что он опять завел речь о своих снах. Значит, это не было просто бредом? Я пощупал его лоб. Нет, сейчас он совсем не такой горячий, как ночью.
— Если желаешь увидеть отсюда этих семьдесят вождей, они сидят внизу, у березового перелеска.
— Покажи мне их, Кара-Чоно!
Поддерживая его за голову и спину, я поднял его. И теперь он смог увидеть, как в долине, почти прямо напротив нас, все они сидят у этого перелеска.
— Вот оно, Кара-Чоно! Когда-то мы с тобой были пленниками Таргутая, а теперь и он сам, и его нойоны в плену у нас. Нам удалось уйти, но им от нас ни за что не уйти! Пришли ко мне гонца! Сейчас же!
Пока не появился гонец, я почему-то думал, что Темучин вдруг испугался, а не сбегут ли случайно тайчиутские вожди. Однако стоило гонцу переступить порог юрты, как хан непреклонным голосом повелел ему:
— Скачи к Бохурчи и передай мой приказ: всех тайчиутских вождей немедленно казнить! Всех семьдесят!
А потом попросил меня снова подвести его к выходу из юрты.
— Я хочу собственными глазами видеть, как будет исполнен мой приказ.
Наш гонец быстро спускался по склону, увлекая за собой мелкий камнепад; вот он появился у кустарника, исчез за ним и выехал наконец в долину, так что мы не могли больше потерять его из виду. Он словно летел по этому огромному зеленому мату, и никто, кроме нас, не знал, какую весть он несет — тем более не догадывались об этом семьдесят тайчиутских вождей, сидевших на траве у нежно-зеленого березового перелеска. Над юртой Бохурчи развевалось родовое знамя с хвостами яков.
— Один полет стрелы — и он предстанет перед моим лучшим военачальником! — сказал хан.
Только он успел это проговорить, как гонец соскочил уже со своего каракового скакуна и вбежал в юрту, а когда вышел, следом за ним появился Бохурчи, который зычным голосом поднял на ноги своих отдыхавших у костра людей.
Над Долиной Антилоп нависла тень от огромной черной тучи. Белоствольные березы как-то вдруг посерели, серыми сделались кусты и поверхность озера. А когда вскоре солнечные лучи вновь обдали золотистыми брызгами молоденькие березки, все пленные вожди испуганно вскочили на ноги — Бохурчи со своими людьми подняли перед ними лошадей на дыбы. Когда воины взяли тайчиутов в кольцо, они заметались в смертельном страхе.
— Опусти полог, Кара-Чоно, — сказал хан, укладываясь на войлочный мат. Его лоб покрылся испариной. — Вели сварить для меня бульон из молочного ягненка.
Я выбежал наружу. Перед березняком образовалась глубокая тень. Но не от туч и не от деревьев: сейчас, в полдень, солнечный диск стоял прямо над Долиной Антилоп…
В последующие дни хан лежал на своем мягком мате, лишь изредка поворачиваясь с боку на бок, но по ночам он больше не бредил. Хотя обжигающая лихорадка оставила его, слабость не позволяла хану выходить из юрты. Кроме меня и телохранителей, никто не знал, что Темучин не в состоянии держаться на ногах. Он строго приказал держать это в тайне, опасаясь, как бы весть о его немощи не дошла до вражеских племен и не побудила их вновь напасть на нас.