Чингисхан. Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - Страница 151

151

Они смотрели на камень, похожий на панцирь черепахи. Но мысли Тенгери далеко от скалы не удалялись. Он аккуратно разложил перед собой зубила, долота и молотки.

— Зачем тебе все это, Черный?

— Вот именно, зачем? — пробормотал он и подумал: «Ну, Тенгери, давай, самое время!»

Долота, зубила и молотки лежали в полном порядке, но он начал их зачем-то перекладывать. Саран спросила:

— Что с тобой? Что ты собираешься делать, Черный?

Он бросил на нее быстрый взгляд.

— У тебя такой вид, Газель, будто ты боишься, что я хочу тебя ими убить.

— Но…

— Не спорь!

— Ох и выдумщик ты, Черный!

— Ты присядь лучше, Газель, и смотри в сторону орды.

— А ты что станешь делать?

— М-да, что я стану делать? — Он тяжело вздохнул, искоса посмотрев на нее. — Я кое-что выдолблю в скале, — сказал он вдруг.

— Да? Луну? Или солнце? Огонь? Я угадала, Черный? Я видела в лесу камни с выбитыми на них луной, солнцем и языками пламени.

— Такие камни есть, — кивнул он, приставив долото к камню. Она не заметила, как дрожат его руки. — Только я хочу выбить в камне не луну, не солнце и не языки пламени, Газель, а…

— Может быть, меня, Черный? — рассмеялась она.

— Не исключено, — неуверенно проговорил он.

— Да я пошутила, Черный!

— А я нет!

— Черный!

— Сиди молча и не болтай! — Он взял другое долото и вытер тыльной стороной руки пот со лба и бровей.

На какое-то время Саран действительно умолкла, но ненадолго, ее мучил вопрос, почему он не сказал ей об этом раньше.

— Ты бы мог объяснить мне это еще внизу, у песчаного камня.

— Что? Что объяснить?

— Нет, ты и вправду хочешь выбить меня в камне?..

— Конечно, Газель!

Она вскочила на ноги и порывисто обняла Тенгери.

— Только чтобы никто об этом не узнал! — предупредил он. — И сядь, прошу тебя! Сиди и молчи!

Саран села, но сразу угомониться не смогла:

— Ты мне на один-единственный вопрос ответь, слышишь, Черный? Почему ты не сказал мне сразу, что хочешь…

— Почему, почему! — перебил ее он. И, понизив голос, добавил: — А если у меня ничего не выйдет, Газель? Что тогда будет?

— Тогда? — Девушка отвернулась и смотрела сейчас, как он и просил, в сторону орды. — Ничего такого не случится, Черный! Допустим, мой нос получится у тебя чересчур длинным, а рот огромным. Ничего страшного, Черный! Разве мало вокруг других камней, чтобы не попытаться еще раз, а потом еще?..

— Газель!

— Молчу, молчу!

Сейчас он был просто счастлив, и руки его больше не дрожали. Прошло довольно много времени, пока он не обратился к ней:

— Как это было замечательно… то, что ты мне сказала, Газель… Я насчет этих камней и того, что на них выбито. Нет, правда, это было замечательно. Я очень люблю тебя, Газель.

Саран продолжала хранить молчание и сидела в прежней позе, не шевелясь. Но по выражению ее лица Тенгери понял, до чего она рада его словам. Время от времени верховой ветер шевелил волосы Саран, которые свисали у нее до пояса, и даже набрасывал их на веточки невысокого куста, проросшего из камня. Тогда он подходил и освобождал их, целовал Саран и шептал:

— Газель моя! Моя Газель!

Вечером на песчаный камень под высокой отвесной скалой упали последние лучи заходящего солнца, и он казался красным, а там, где по нему долбил Тенгери, — ярко-красным. Голову Саран на камне толком разглядеть было еще нельзя, но он сказал девушке:

— Завтра в этот час она будет выглядеть совсем иначе, Газель!

— А теперь что будем делать, Черный?

— Останемся здесь, — твердо проговорил он.

— Черный! — воскликнула она и снова вскинула голову, как испуганный зверек.

— Когда луна взойдет над лесом, — прошептал он, — я кое-что скажу тебе.

Глаза ее расширились: она догадалась, о чем пойдет речь. Они прислонились спинами к песчаному камню и глядели в сторону орды. По степи носились гонцы и пастухи. С холмов стекали потоки воинов, тысячи которых возвращались с учений. А впереди них лениво летели стаи вспугнутых ими ворон. Потемневший Керулен торопливо стремил свои воды к излучине.

— Посмотри-ка на солнце, Газель!

— И что?..

— Правда, оно подпрыгивает?

— Подпрыгивает? Солнце подпрыгивает, говоришь?

— Да! Когда на него заглядишься, оно подпрыгнет. Конечно, это только так кажется, будто оно подпрыгивает, понимаешь, Газель?

Большой красный диск касался теперь высоких травинок в степи.

— Оно подпрыгивает! Нет, правда, оно подпрыгивает, Черный! — ликовала Саран.

— Вот то-то и оно! — И без всякого перехода Тенгери сказал: — Однажды — давно это было, Газель, — я тоже сидел под камнем у озера, на берегу которого росли три кедра. Когда я открыл глаза, потому что услышал поблизости от нас какие-то крики…

— От кого это — «от нас»?

— Я был там с приемными отцом и матерью, Саран. И вдруг нас окружили десять всадников. С копьями, мечами и боевыми топорами. Они словно из солнца вынырнули, эти воины, а солнце в тот день было похоже на сегодняшнее.

— А потом что было?

— Три кедра у озера стояли такие же красные, как этот камень, что у нас за спиной. Мой отец любил кедры, он так говорил о них: «Кедры не умирают, они растут из прошлого в будущее, они живут среди нас как могучие великаны, они — свидетели времен. И когда ветер набрасывается на них, они начинают рассказывать, как умудренные жизнью седовласые старцы. Кто научится понимать их, тот наберется мудрости, сын мой».

— Что нужно было этим всадникам, Черный?

151