Чингисхан. Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - Страница 150

К оглавлению

150

— Я каждое утро купаюсь в Керулене, — сказала она, — и всякий раз в другом месте! Разве ты меня здесь никогда раньше не видел?

— Нет!

— Давай вскарабкаемся на камень! — Это она про тот самый, что походил на панцирь черепахи.

— Он скользкий, как рыбья чешуя. — Обняв колени Тенгери, она положила на них голову. — Это чтобы не свалиться в воду, Черный!

Тенгери не сводил глаз с ее длинных влажных волос, сразу прилипших к его коленям. Глаза девушки были обращены к берегу, и Тенгери любовался ими как завороженный.

— Газель!

— Что тебе, Черный?

— Ничего!

А чуть попозже она предупредила:

— Из орды сюда скачут несколько всадников! Они что, по твою душу?

— А вдруг по твою?

— Ты прав! Всегда найдутся люди, которым до других есть дело. Когда до тебя, а когда до меня. Такие люди никогда не переведутся!

«Кожа у нее и впрямь цвета бледной луны», — подумал он, наблюдая за тем, как капельки влаги на ее теле сливаются в ручейки и стекают вниз.

— Всадники поскакали вверх по течению, — сказал он. — Выходит, их все-таки не за нами послали.

— Значит, за кем-то другим, — упрямо стояла на своем девушка.

Тенгери поглядел на высокий песчаный камень, стоявший под отвесной скалой с часовыми-березками по бокам.

— Полезешь туда со мной? — несмело спросил он.

— Куда?

Он показал рукой. Над каменной стеной возвышалось бездонное темно-синее небо, на котором сиротливо повисло одно-единственное белое облако.

— Вон туда! — сказал Тенгери.

— Что ты там спрятал, Черный? — весело рассмеялась она. — С тобой я пошла бы не только туда, но и вообще…

— Что вообще, Газель?

— Да что это я! Все болтаю и болтаю, Черный! Я никогда еще за раз не говорила столько, сколько за это утро.

Они сидели на камне, свесив ноги в воду. Сейчас он не казался им таким уж скользким, да и тела их обсохли на солнце. Они все смотрели на темно-голубое небо и на белое облако над скалой. Облако не двигалось с места, будто кто-то привязал его к этой скале. Легкий ветерок играл листьями березок. «Вот возьму и поведу Саран наверх, а там скажу: «Стань вот тут, Газель, и не шевелись. Смотри вниз, на орду, Газель. Если ты все сделаешь, как я сказал, мне, может быть, и удастся…» «Что тебе может удаться, Черный? И почему ты колотишь по камню?» — спросит она, наверное.

Однако неожиданный вопрос Саран нарушил ход его мыслей:

— Почему ты сегодня рано утром приходил к моей юрте? И почему ты все предыдущие дни следил за мной? Ну, когда я с ведрами бегала к кобылицам, Черный?

Вздрогнув, он проговорил:

— Так я тебе и сказал!

— Я и сама знаю!

— А я все равно не скажу, Газель!

«Могу ли я открыть ей, что я вырезал ее фигуру и что та стоит на шкафчике в юрте Ошаба? Должен ли я сказать, что полюбил ее и люблю все крепче и крепче?»

— Поцелуй меня, Черный, — прошептала она. — Поцелуй, чтобы я знала…

— Газель!

— …что ты знаешь то, о чем знаю я! — Глаза девушки потемнели. — Ты дрожишь, Черный… Ты не хочешь поцеловать меня?

— Да, конечно, только…

— Сейчас твои точечки опять загорелись, мой Черный!

— Газель!

Он протянул к ней руки. Саран слегка отпрянула, откинув голову, как испуганный зверек. Глаза ее расширились и округлились, словно девушка удивилась, каким безграничным может быть счастье.

— Мой Черный! — проговорила она, опустив голову и закрывая глаза. — Иди ко мне, Черный!

Где-то на берегу вскрикнула птица.

Ладони Тенгери сомкнулись на ее теплой шее, она, медленно теряя силы, обняла его. Он целовал ее губы и нежные плечи, как вдруг из его глаз потекли слезы.

— Почему, Черный?

— Я сам не знаю!

— Тогда все хорошо, мой Черный, — сказала она. — Ты плачешь от счастья и не осмеливаешься в этом признаться. Боишься, что любовь пропадет или улетит куда-то. Но пока мы вместе, она не пропадет и никуда не денется!

— Газель!

— Что ты?..

— Ты горячая, как солнце, и белая, как луна!

— Да, мой дорогой, мой сильный и храбрый Черный!

Белое облако, долго висевшее над скалой, все-таки откочевало, молчаливое, как и все прекрасное. Темно-синее небо гляделось в реку и любовалось своим отражением. Керулен пенился между камнями у излучины. Кусты и деревья на берегу устали от жары. На большом плоском камне, напоминавшем панцирь черепахи, лежали Тенгери и Саран. Сейчас они не разговаривали. Когда где-то поблизости треснула и переломилась ветка, Тенгери приподнялся, но Саран притянула его голову к себе.

Из воды выпрыгнула большая рыбина и со звонким плеском плюхнулась обратно.

На горячей спине каменной черепахи этого звука не услышали: влюбленные не замечали больше ничего вокруг.

Глава 14
ЛЮБОВЬ, ЛУНА И ЧИМ

К полудню Саран отвезла кожаные ведра с чистой посудой в орду и сразу вернулась. Тенгери ждал девушку у подножия скалы. Окутанные прохладой и тенью, они начали подъем. Оказавшись наверху, на гладкой покатой площадке, откуда открывался роскошный вид на окрестности, они то и дело поглядывали на белый песчаный камень с двумя березками по бокам, залитый сейчас ярким солнечным светом.

— Красиво здесь, — сказала Саран, подходя к самому краю скалы.

Внизу шумел поток, синий, как небо, а над его волнами летали вверх-вниз чайки, белые, как пена волн.

— Видишь его? Сейчас он такой маленький, как перевернутая чашечка.

— Да, Газель!

150