Чингисхан. Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - Страница 16

— Нас четверо!

— Вы хотите сказать, что нас только трое? Я не слепой, незнакомец!

— Итак?..

— Не шевелись! Не отрывай рук от уздечки и не отводи глаз от меня. А если попытаешься, я уроню орла с кулака, и не успеет он еще коснуться лапами травы, как вам в спины вонзятся четыре стрелы!

— Вы хотите обмануть нас! — сказал всадник на белой лошади. — Когда мы въехали в теснину, мы никого, кроме вас, не видели.

— Если вы такие бесстрашные, что ж — оглянитесь! Правдивость моих слов сбросит вас с лошадей!

Они начали совещаться. Сидя в седлах прямо и неподвижно, они не отрывали рук от уздечек и не сводили с нас глаз. Только их лошади встряхивали гривами, прогоняя назойливых мух, залезавших в рот и в ноздри. Они долго совещались, эти незнакомцы. Сначала переговаривались совсем тихо, потом подняли голос, а под конец перешли на крик. Их старший требовал, чтобы кто-то один оглянулся, но никто из троих не осмеливался.

Мы пытались угадать по выражению их лиц, что у них на уме: тот перевес, который принесла нам уловка Темучина, мог в любую секунду растаять. Если кто-то из них все-таки оглянется, мы должны успеть натянуть тетиву и спустить стрелы прежде, чем эти разведчики набросятся на нас.

А они продолжали спорить. Чем дольше они спорили, тем больше становилась опасность, что мы не успеем их упредить.

— Оказывается, не такие уж вы бесстрашные, как хотите показаться, — подстегнул их Темучин, решивший, что будет лучше, если один из них все-таки оглянется.

Они молчали. Молчали и не оглядывались.

Темучин приказал им бросить луки, стрелы и сабли в траву.

И они покорно побросали свои сабли, луки и стрелы в траву.

Темучин приказал им приблизиться к нам на расстояние в десять шагов и спешиться.

Те покорно приблизились к нам на это расстояние, и, когда они спешились, мы налетели на них как ураган. Крича во все горло и нагоняя на них страх, мы схватили их лошадей за уздечки и огрели нагайками. Мы слышали еще у себя за спиной их крики:

— Это был Темучин! Темучин! Это мог быть только Темучин!

Когда мы вырвались из теснины и копыта лошадей колотили по промерзшей земле, мы какое-то время уходили на запад, потом на юг, и лишь под конец мы взяли направление на восток — когда эти четверо, наверняка забравшиеся на холм, никак не могли нас видеть.

В орду мы вернулись ближе к ночи, а не к заходу солнца, как собирались.

Темучин пригласил нас в свой шатер. Старая служанка Хоачин стояла на коленях перед очагом, раздувая огонь. Он отослал седовласую добрую старуху, сказав, чтобы она шла к Матери Тучи и развлекла ее немного своими разговорами.

Снаружи поднялся ветер, стены шатра начали прогибаться под его порывами. Из очага посыпались искорки.

— Мы победили их с помощью хитрости, и это принесло нам четырех лошадей, — проговорил Темучин не слишком-то радостно.

И добавил:

— Они ничего своему вождю не донесут: в степи человек без лошади — все равно что мертвец.

— Да, но мы-то что выиграли? — спросил Бохурчи.

— Ничего, — ответил Темучин.

А я вот что сказал:

— Да, мы не выиграли ничего. В наши земли засылают разведчиков и соглядатаев, а мы ни их имен не узнали, ни откуда они родом. Мы, правда, спаслись сами, но откуда нам знать, будем ли мы жить завтра? Кто засылает разведчиков и соглядатаев, однажды приходит и сам.

— Ты прав, Кара-Чоно.

— Может быть, это все-таки были тайчиуты?

— Нет, Бохурчи, — сказал Темучин. — Тайчиуты сразу признали бы меня.

Некоторое время мы молча сидели на мохнатых шкурах, прислушиваясь к завываниям ветра. Со стороны реки доносился хруст ломающихся ветвей. Река бурлила и с шумом билась о каменистый берег.

— Мы вышлем в дозор четверых воинов, — сказал Темучин. — Пусть объезжают наши земли днем и ночью и, если увидят приближающегося врага, своевременно нас предупредят. И тогда у нас хватит времени, чтобы уйти в глубь лесов. В теснины священного Бурхан-Калдуна еще никто не осмелился пойти за нами.

— Ты хочешь бежать от врага, Темучин?

— А ты хотел бы с ним сразиться, Бохурчи?

— Да, до последней юрты и до последней стрелы, столько, сколько будут видеть мои глаза и в руках останется силы!

— Их будет несметное количество, наших врагов, Бохурчи, — сказал я. — У меня в ушах по сей день стоит их дикий хохот — это когда они напали на нашу маленькую орду.

— Я пришел к Темучину, чтобы сражаться, а не чтобы скрываться, — ответил Бохурчи. — Я хочу биться с врагами. И если надо — умереть!

— А если умирать не надо? — Темучин наклонился всем своим крепким туловищем к Бохурчи так, что они чуть не стукнулись головами. — Разве избегать неравных битв не значит воевать умело и хитроумно? Что с того, если мы оставим им нашу пустую стоянку, большие желтые пятна на тех местах, где стояли наши юрты? Или лучше нам всем умереть, увидев перед этим, как враги приканчивают наших женщин и детей, как сжигают юрты и шатры — и все только потому, что нас меньше и мы слабее, хотя сражаться хотим? В то время как одни будут оплакивать нас, а другие ликовать, ветер отнесет наш пепел в Керулен. И что нам с того, Бохурчи? В твоих речах мало смысла, ты не додумал до конца. Если нас убьют, кто за нас отомстит?

Темучин распалился и даже вскочил на ноги, выкрикнув:

— Пойдем, Кара-Чоно!

Но он был прав. Мы оставили Бохурчи наедине с его недоспелыми мыслями и вышли из шатра. Прошли по длинному ряду белых юрт, отчетливо выделявшихся на фоне темного леса. Луну словно украли с неба, вокруг Бурхан-Калдуна бесчинствовал ветер, гудевший в его теснинах и в верхушках деревьев.