Чингисхан. Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - Страница 113

113

— Я прошу вас принять эту жертву во благо всех живущих.

Музыка смолкла.

Ламам и монахам подали чай с маслом, сбитым из молока яков. Старший лама подошел к высоким, в полтора человеческих роста, фигурам Будды и поймал их отражение в большом зеркале. Подошли два монаха и полили на это зеркало святую воду, собирая стекающие капли в серебряную миску. Потом вытерли зеркало красным шелковым платком и сказали:

— Подобно тому, как боги совершили ваше омовение сразу после того, как вы родились, я совершаю омовение тела Будды чистейшей влагой божьей.

А потом окропили всех собравшихся на молебен этой святой водой и прополоскали ею рот, чтобы очистить его от запаха душистого чая.

Старший лама провозгласил:

— Омовение, которому мы подвергли через зеркало тела всех Будд и которое перешло затем на вас, освящает и очищает душу и тело. Подобным же образом омовение очищает от грехов, сколь бы давно они ни были совершены, от всех болезней и напастей, тело омывается природной силой чистейшего и ярчайшего света, благодаря чему продлеваются годы жизни, растет склонность к свершению добрых дел, приумножаются знания, способность к точным суждениям и заслуги, достойные высоких наград.

После этой церемонии ламы вышли во внутренний двор, чтобы покормить голубей, которые садились им на руки, на плечи и головы, доверчиво поглядывая на них красными глазенками. Вокруг лам столпились верующие, большей частью больные, принесшие в мешочках и узелках ячмень, просо, фасоль и горох, чтобы заплатить ламам за исцеление: ведь те умеют читать книги, в которых сказано, как лечить от всех болезней.

— Все излечимо, ничего неизлечимого нет, — говорили священнослужители. И не всегда они предлагали травные лекарства, иногда это были волчьи зубы, кости обезьян, мясо змей или рога антилопы. Ну и волшебные заклинания в придачу.

Когда в ворота въехал на осле богато одетый купец и обнажил перед ламами ногу, они сразу отвели его в одно из своих помещений — ведь он бросил им мешочек не с фасолью или просом, а со звонкой монетой.

Помимо тех, кто посвятил себя искусству врачевания, были и такие монахи, которые отдавали все свободное время писанию картин или ваянию. В полуденный час, когда светло и воздух чист, они усаживались на помост в южной части пагоды, под выступающей крышей. Отсюда открывался вид на море и на крутой берег, и верующие их здесь не отвлекали. А Тенгери, который издали углядел их по бросающимся в глаза ярко-желтым халатам, решительно направился прямо к ним. Но вначале остановился все-таки под узкой лестницей. Не из страха, конечно, а из уважения к их молчанию и той серьезности, с которой они трудились над своими картинами и фигурами.

Кто-то сказал:

— Пришел какой-то монгол!

Все подняли глаза, но никто и словом не обмолвился, и все вновь обратились к своей работе. От взгляда Тенгери не укрылось, что один из них все-таки улыбнулся. Этот китаец мог быть его одногодком, и Тенгери захотелось подойти к нему. Поднявшись по лестнице, он кивнул монаху, а тот ответил ему:

— Санбайнсано!

— Санбайнсано! — ответил Тенгери. — Вы монгол?

— Разве обязательно быть монголом, чтобы говорить по-монгольски?

— Выходит, вы не из наших.

— Нет. Но мы, монахи, говорим на многих языках: как иначе нести наше учение в другие страны? Будда учит нас говорить с каждым, поэтому мы и изучаем чужие языки!

На коленях у монаха была рама с натянутым внутри нее куском темно-зеленого шелка. На нем уже можно было различить ярко-желтые очертания Будды. Но сейчас монах на время прервал работу, потому что его учитель, стоявший за спиной, спросил:

— А какими вы изобразите его руки?

— Обе ладони, — ответил молодой монах, — будут напоминать красные лотосы, их линии должны быть глубокими, но не искривленными. А цвет у них будет… как кровь у зайца!

Мастер удовлетворенно кивнул и спросил, что сказано в правилах об изображении мускулов и жил.

— О учитель, мясо мускулов должно быть бугристым, а жилы должны присутствовать, оставаясь невидимыми!

— Все верно, брат! Повторите еще раз правило о тыльной стороне руки и о ногтях!

— Тыльная сторона руки выпуклая, а в ладони должно быть легкое углубление. Кожица между пальцами — нежная и красивая. Ногти по бокам мягкие, нежные, светящиеся, розовые, крупные и блестящие.

— Если вы будете рисовать так, как излагаете правила, я останусь вами доволен, — сказал учитель и перешел к другому ученику.

— А почему бы вам не нарисовать Будду таким, каким вы его видите и представляете? — с удивлением спросил Тенгери.

— Потому что Будда есть один-единственный, и, значит, каждое новое его изображение не должно ничем отличаться от тысячи других в пагоде, ибо у него есть тридцать две больших и восемьдесят маленьких красивых черт и черточек.

— Нравится вам изображать все в точности так, как предписано?

— Об этом я еще никогда не задумывался, — уклонился от ответа монах. — Да, кстати: все, что Будду окружает — море, небо и землю, — я могу нарисовать как пожелаю.

— Тогда я на вашем месте рисовал бы только море, небо и землю.

— Будда во всем и повсюду! Как бы вы, если вы монах или лама, стали рисовать море, небо и землю без Будды? Нет-нет, это нам запрещено!

— Я не монах!

— Разве я утверждал это, брат?

— Зато я ни рисовать, ни вышивать картины не умею, — упавшим вдруг голосом проговорил Тенгери.

— Когда я пришел в монастырь, я тоже не умел! Я не умел ни читать, ни писать — ничего! — Тем временем монах успел нарисовать ладони Будды такими, что они напоминали листья лотоса и имели цвет крови зайца. — Так научитесь рисовать!

113