— О-о! — Чингисхан сделал удивленное лицо. — А я хотел выпить с тобой за здоровье вашего императора! Неужели я должен отказаться от этого только потому, что таковы китайские церемонии?
Хан выпил, и, когда он оторвал от губ кубок, полководец тоже выпил и поспешил объяснить:
— Нет, за здоровье моего императора мне пить не запрещено, мне лишь не разрешается принимать крепкие напитки прежде, чем я передам вам то, что поручено мне моим повелителем.
— Но ты все-таки выпил, — веселился Чингисхан.
— Мог ли я вас обидеть? — поклонился хану китаец. — Да будет мне позволено передать вам слова Сына Неба?
— Садись, — предложил Чингис.
— Я должен произнести эти слова стоя!
— Почему это?
— О-о, есть слова, которые могут показаться смешными, если их скажешь сидя.
— Будь по-твоему!
Китаец набрал полную грудь воздуха и сделал при этом такое лицо, будто ему не доставляет ни малейшего удовольствия выполнять поручение императора.
— Сын Неба, — начал он, заметно волнуясь, — спрашивает, почему вы вторглись в его страну. Он полагал, что с вами, монголами, он живет в мире!
Снова появились слуги с кубками рисовой водки.
Мухули прошептал что-то на ухо переводчику, тот склонился перед полководцем, теперь уже сидевшим, и прошептал:
— Выпейте за здоровье нашего хана!
— Мне это запрещено! Я уже замечаю, что… — так же шепотом ответил тот переводчику.
— Молчите и пейте! — зашипел на него переводчик.
— Как, ты не желаешь выпить за меня? — Хан сделал вид, что невесть как обиделся, и откинулся на спинку трона. Подняв глаза к деревянному перекрестью под крышей шатра, он сказал: — Ты можешь оставить нас, полководец. И передай вашему императору: я выпил за его здоровье, а его посол отказался осушить кубок за мое здоровье. Это оскорбляет наши законы гостеприимства, и я буду считать тебя моим врагом!
Быстро вскочив на ноги, китаец воскликнул:
— Я выпью!
И снова выпил до дна, до последней капли. Стоявший за его спиной Мухули улыбался во весь рот. Этот маленький розыгрыш был задуман для того, чтобы осадить посла китайского императора и дать ему понять, что он представляет слабейшую сторону и должен вести себя скромно.
Как-никак хан велел ему покинуть шатер, а он предпочел выпить. А это вот как истолковывается: ладно, я выпью за ваше здоровье, пусть и вопреки приказу моего повелителя, но выпью!
Чингисхан вовсе не собирался отсылать посланника прочь, но теперь его молчаливое согласие на то, чтобы полководец остался в шатре, следовало понимать как великодушное прощение. И китаец опять оказался слабейшей стороной на переговорах и должен был стерпеть, что вместо того, чтобы отвечать на его вопросы, хан выспрашивает его самого.
— Странно, — начал Чингисхан, — но ваша огромная империя разделена, по-моему, на две части: на севере правит император династии Хин, а на юге — император династии Сун. Они, конечно, едины в своих устремлениях, — добавил Чингисхан, хотя отлично знал, что все обстоит как раз наоборот.
— Едины? Разве вам не известно о том, что мы воюем с сунцами?
Слуги внесли большие чаши с жирным бульоном из баранины.
— Это волшебный, живительный навар моих поваров, — сказал Чингис. — Если ты похвалишь его, это моих людей очень порадует! — И, не вдаваясь пока в суть отношений между Хином и Суном, хан поинтересовался: — А как поживает князь Ляо?
— Он подданный моего повелителя. Жив-здоров!
— Счастлив ли он? — Это была явная издевка.
Полководец поставил чашу с наваром на низенький столик.
— Как он может быть счастлив? Сто лет назад Ляо властвовали над всеми китайцами, а потом их свергли хиниты!
— Ты сказал «хиниты», а не «хинцы», полководец?
Китаец смутился и снова взял чашу в руки.
— Оставь ее! Навар уже остыл. — И Чингисхан велел принести свежий навар в новых чашах.
— Когда я говорю «хиниты», я хочу сказать, что сам я из рода Ляо!
— Понимаю, понимаю! — Чингис с удовольствием потянулся и бросил взгляд на Мухули.
Сжав ладонь в кулак, военачальник отставил большой палец, что значило: все идет как нельзя лучше. И хан решил нанести следующий удар без промедления:
— Тогда у этих… — он сделал паузу, словно искал подходящее слово, — тогда у этих хинитов, как ты их называешь, два противника: на юге — империя Сун, а внутри страны — князь Ляо. Ведь у него тоже есть сторонники?
— Стоило бы его иначе опасаться?
Появились слуги с подносами, на которых лежали куски баранины. В то время как китаец аккуратно отрезал серебряным ножиком небольшие кусочки мяса и бросал их в рот двумя палочками из слоновой кости, Чингисхан взял большой кусок на ребре прямо руками и с удовольствием впился в мясо, отрывая его крепкими зубами.
— Меня удивляет, что послом ко мне Сын Неба выбрал человека из рода Ляо, — осторожно, как бы прощупывая почву, проговорил хан.
Полководец ответил, что император не сделал бы этого, знай он о его родственных связях.
— И теперь ты вернешься к нему?
— Я должен.
— И что ты ему сообщишь?
— То, что он желает услышать.
— Он спросит тебя, выведал ли ты, почему мои воины отступили от города, вместо того чтобы идти на приступ.
— Я отвечу ему, что это западня!
— Западня? — рассмеялся хан.
— Да. Раз император подозревает это, я его в этом мнении укреплю.
Хан встал:
— Западня! Император подозревает это! И ты его в этом мнении укрепишь! Скажи, полководец, почему ты настроен против своего императора?